РИА Новости опубликовали ситуацию в психиатрических клиниках.
РИА Новости рассказали, что в последние недели правозащитники получили более сотни жалоб от пациентов нескольких психиатрических больниц. Рассказать о нарушениях люди смогли лишь после того, как покинули стены медицинских учреждений. опубликовало об это.
См. об этом: РИА Новости от 03.05.2023г.
Приведем некоторые данные из них.
Так, в психиатрическую больницу Новосибирска Михаил Наумов (имя изменено) попал осенью 2022-го. И тут же понял, что никаких прав у него нет. Пациенты, по его словам, не только терпели побои, но и работали за санитаров. Мыли полы и туалеты, чистили снег на территории больницы.
Из его показаний: «Когда я случайно зашел в чужую палату и сел на койку, санитар молча ударил меня и вытолкал обратно. В другой раз я просил выйти в туалет – хотя бы в сопровождении. Он ударил меня в челюсть и бок, принес ведро и заставил справлять нужду при всех».
Пожаловаться было некому. «Врачи говорили жене, что у меня нестабильное состояние. За две недели созвониться позволили лишь однажды на пять минут. И это притом что на лечение я лег добровольно», – рассказывает он.
Покинул клинику благодаря вмешательству супруги. После звонка мужа она добилась перевода в частную больницу.
Десятки сообщений о подобных инцидентах поступили в Telegram-бот, запущенный Советом общественных наблюдательных комиссий.
По ее словам, за первые же сутки после запуска бота пришло свыше 50 сообщений. Жалуются на нехватку лекарств, унижения со стороны персонала, связывание без причин и грубое отношение в целом, в том числе к несовершеннолетним.
«У меня кружилась голова, болел живот, жутко рвало, а единственной, кто мне помогал, была другая пациентка», – пишет Елена о больнице Иркутска.
«Одна из пациенток напала на другую, вырывала ей волосы, хватала за руки и ноги, но санитарки никак не реагировали», – вспоминает Анастасия из села Никольское.
«Там были клопы и тараканы, я каждое утро просыпалась с укусами», – рассказывает Ольга из Владивостока.
Проверить большинство претензий невозможно: телефоны у больных отбирают, поэтому подкрепить слова фото- или видеозаписями нельзя. Однако обилие жалоб и то, что они похожи, говорит о многом.
Почти все обратившиеся в ОНК пациенты не знали, как и от чего их лечат. На расспросы врачи отмахивались: «Все равно не поймете». Больных ограничивали в прогулках и телефонных звонках.
География обращений широкая – от Калининградской области до Приморского края. Больше всего из Москвы — 23 жалобы за две недели. И каждый день присылают новые.
Елена Семенова (имя изменено) оказалась в столичной психиатрической клинике летом 2022-го. Условия ее шокировали.
«В отделении почти антисанитария, уже ко второй половине дня мусорка забита, унитазы и раковины – в грязи, пол в туалете – в моче. Два-три медбрата не успевали следить за чистотой: все же 50 больных, из которых десять – лежачие», – говорит она.
По словам девушки, за несколько недель пребывания ее ни разу не осмотрел невролог, хотя она жаловалась на головные боли, нарушения координации, проблемы с памятью, вниманием и дыханием. Для чего ей назначались те или иные препараты, психиатр не объяснял. На просьбу выписаться в платную больницу врач пригрозил принудительной госпитализацией через суд.
При этом по закону для изоляции человека должны быть веские основания.
Специалисты сходятся в том, что ключевая проблема государственной психиатрической помощи, помимо ее закрытости, – острый дефицит кадров и зачастую неквалифицированный персонал, в частности санитары.
«Если постовая медсестра обязана иметь среднее медицинское образование, то санитаром может быть кто угодно, лишь бы не рвало от запаха в отделении, – рассказывает бывший сотрудник психиатрической больницы Великого Новгорода Олег Крупов (имя изменено). – Это и бывшие военные, и пенсионеры, и просто ленивые люди, которым ничего, кроме этих семи тысяч в месяц, не нужно».
Те, кто стараются работать хорошо, быстро выгорают от непомерной нагрузки и стресса.
«После оптимизации медицины во время ковида работников стало в разы меньше, а вот больных – нет, – отмечает психиатр Василий Шуров. – Около половины пациентов отделений – с шизофренией в обострении, психозом, белой горячкой. Могут плеваться, неожиданно ударить медсестру ногой в грудь. Каждое нападение – стресс, особенно если специалист уже в состоянии эмоционального выгорания. На выходе – безумная черствость, нечувствительность к чужим страданиям».
Формально в России существует супервизия – занятия с психологом для представителей таких профессий. Однако на деле покрывать эти расходы, как правило, никто не берется, в результате чего жертвами профессиональной деформации становятся и пациенты.
«Устроить все несложно, лишь бы была заинтересованность руководителя: есть аутсорс, добровольцы-психологи, – считает Екатерина Таранченко, исполнительный директор благотворительной организации "Перспектива" и эксперт проекта Общероссийского народного фронта "Регион заботы". – Но озадачивать себя этим никто не хочет. В подобных учреждениях все строится по бюрократическим правилам и выходить за рамки прямых обязанностей никто не желает».
Кроме того, соблюдение прав пациентов сложно контролировать: правозащитники часто встречают сопротивление со стороны руководства учреждений.
«Несмотря на то что с 2020-го у ОНК есть право на посещение психиатрических больниц, нам зачастую необоснованно отказывают, – объясняет Кирильчук. – Предлоги разные: нет сертификата о вакцинации или заблаговременного уведомления о посещении».
Так, например, 16 марта 2023-го члены ОНК Москвы получили жалобу от пациента психиатрической больницы № 4 имени П. Б. Ганнушкина. Приехали с проверкой. Но в клинику их не пустили – на этот раз якобы из-за карантина.
Общественники обратились в прокуратуру, но ответа так и не дождались.
РИА Новости отправило запрос в Минздрав России с просьбой прокомментировать качество услуг в учреждении и работу, которую проводят по жалобам пациентов. Ответ на момент публикации агентство не получило.
Сами врачи признаются: больницы, в которых заботятся о комфорте персонала и пациентов, в России тоже есть. И во многом условия зависят от главврача.
«Я в психиатрии уже 21 год и даже не думаю уходить, – рассказывает Елена, старшая сестра в психиатрической больнице Ленинградской области. – У нас новое здание, в отделениях по три процедурки, в аминазиновой – вытяжки. Для пациентов есть и двухместные, и большие палаты. В двухместных – свои туалеты с душем. Хороший зубной кабинет и физио».
По ее словам, переработок у сотрудников нет. Персонала хватает, рабочий день – шесть часов. В учреждении установлены лифты для маломобильных граждан.
Москвичке Ольге Артемовой (имя изменено) тоже повезло. Она лечилась в клинике расстройств пищевого поведения при ПКБ № 1 и получила всю необходимую помощь.
«Мне попались прекрасные врачи, вывели в компенсацию и долго поддерживали после выписки из стационара», – вспоминает девушка.
В середине апреля 2023-го в Санкт-Петербурге разгорелся скандал вокруг психоневрологического интерната № 10 (ПНИ). За короткий срок там погибли семеро постояльцев.
Причиной гибели троих из ПНИ назвали отек мозга при дефиците массы тела. Совершеннолетние молодые люди выглядели как дети и весили менее 20 килограммов. Следователи возбудили уголовное дело о причинении смерти по неосторожности.
До этого правозащитники многократно обращались во все инстанции, указывая на множественные нарушения.
«Леша Дельвари уже попадал в больницу, и прошлая его госпитализация выглядела ужасно, – говорит в видеообращении Нюта Федермессер, руководитель центра паллиативной помощи департамента здравоохранения Москвы. – Сотрудники интерната привезли его в Александровскую больницу, оставили одного в приемном покое и просто уехали».
Положенное по закону индивидуальное сопровождение молодому человеку не предоставили. В больнице оснований для госпитализации не увидели, но и отправить его в интернат было не с кем.
Два дня Дельвари пролежал в палате, подхватил инфекцию и попал в реанимацию. Все это время его состоянием интересовались только общественники. Они же помогали ухаживать за пациентом со множественными психическими расстройствами.
Уже после его выписки волонтеры поговорили с директором ПНИ Иваном Веревкиным. Он обещал, что больше такого не повторится.
Федермессер обращалась в Министерство социальной политики: перечисляла имена погибших подопечных интерната и предупреждала, что если ничего не изменится, то Леша будет следующим. Семнадцатого апреля он скончался в больнице. Только после этого в учреждении начались проверки.
В отличие от больниц, ПНИ – социальное учреждение. Люди, страдающие хроническими психическими расстройствами, здесь фактически живут. Некоторые не подлежат реабилитации и остаются в интернате навсегда.
Многие из них не двигаются, не говорят и не могут себя обслуживать. Шансов пожаловаться на условия у них просто нет. За их благополучие отвечает только опекун, то есть сам ПНИ в лице директора.
«Я работал в этом питерском интернате психологом пять лет назад, – вспоминает Егор Берегов (имя изменено). – Сотрудников уже тогда не хватало. В моем отделении числились два специалиста, на каждого – по 60 человек. Нужно было заниматься психологической поддержкой, тестированием интеллекта, консультированием педагогов и патронажем ребят, которые проходили обучение и готовились к самостоятельной жизни».
По выходным те же психологи работали и воспитателями. На каждом – минимум по 20 человек. «В течение смены ты проводишь кружки, прогулки, экскурсии в город, дежуришь в столовой, организуешь активные игры на воздухе – и так до отбоя в 22:00», – говорит Берегов.
В отделении с тяжелыми пациентами проводили другую, еще более тяжелую работу.
«На 25 тяжелых подопечных – всего две санитарки, – рассказывает Екатерина Таранченко. – Они должны всех переодеть, почистить зубы, покормить. И так несколько раз в день. В таком ритме работа превращается в конвейер, где нет места человеческому взаимодействию».
Волонтеры регулярно предлагают интернатам и больницам помощь. Но если сотрудники лишним рукам только рады, то руководство, опасаясь огласки нарушений, пускать третьих лиц зачастую отказывается.
И в этом, по словам специалистов, главная проблема. Ведь так или иначе о недочетах становится известно. И уж лучше реагировать до того, как произошло непоправимое.